Меня везли на коляске по длинному больничному коридору из реанимации в отдельную палату. Когда я спросила: почему не в общую – медсестра уклончиво ответила: так распорядился лечащий врач. Ему виднее. В отдельной палате будет спокойнее.
Про себя я улыбнулась: почему медсестра не добавила еще одно слово: умирать. В отдельную палату помещали тех, кому оставалось жить несколько дней. Чтобы этой драмы не видели остальные больные – умирающих помещали в отдельную палату.
Вот и наступила моя очередь. Сознание у меня работала четко. Я помню консилиум врачей у моей койки, кто-то из врачей промолвил: не более 4 -5 дней.
Я же не дура, хотя болезнь у меня пострашнее: лейкемия 4-ой стадии, и понимала, что мне осталось пребывать на этом свете не более одной недели.
В душе не было ни страха перед неизвестностью, ни сожаления о прошлой жизни: как смогла – так и прожила. Сказать по правде – мне все было безразлично. Я впала в ступор.
Меня поместили на койку в палате – «одиночке». Рядом тумбочка, окно, за которым стояло лето – был август месяц, и на грядке горели астры – мои любимые цветы.
Четыре стены палаты, и гробовая тишина. Лечить меня перестали, и кололи для отвода глаз дисцилированную воду.
Ночью в моей палате появился мужчина в монашеской одежде. Он присел рядом с моей койкой и спросил:
— Никак умирать собралась?
Теперь уже я у него спросила:
— А что делать? По-другому никак. Болезнь оказалась сильнее меня.
— Умирать в 40 лет — это не дело, — отозвался мужчина.
Лучше послушай, что я тебе скажу.
И он повел сказ о том, что жизнь – это сон. И все, что с нами происходит – это во сне. И надо направить свой сон в нужном русле, чтобы продлить свое бытие на земле.
Дальше он рассказывал какие-то фантастические, как мне казалось, вещи. Например, о том, что такое небеса. Это ангельская чистота, где нет ни беса: где сияние сияет, светит где небесный свет, и покой не нарушают ни болезнь, ни дряхлость лет.
Потом послушник монастыря Феофан (так он мне представился) сказал, что днем ко мне придут родственники, и чтобы я попросила у них бутылку водки – нашей русской водочки, а на закуску – колбасы и бананов.
Я не заметила, как мой посетитель покинул палату, и уснула глубоким сном. Помню только, как он сказал мне на прощание: никому не говори о нашей встрече, и ты будешь жить долго и счастливо.
Днем ко мне действительно заявились родственники и друзья. Я поняла: пришли ко мне попрощаться. Я попросила у них то, что сказал мне монах. Родственники удивились, но принесли мне то, что я просила.
Когда они ушли – я одним махом выпила стакан водки, занюхала его корочкой хлеба и провалилась в глубокий сон. Сколько проспала – не помню. Проснулась под вечер. У моей койки стоял лечащий врач и смотрел на меня задумчивым взглядом. Сказал, что анализы у меня совершенно никудышные.
Я спросила у него: а какие они должны быть? Он написал мне на бумажке, какие должны быть анализы у здорового человека.
Когда врач ушел, мне ужасно захотелось есть. Я допила остаток водки прямо с горлышка, и принялась закусывать колбасой. А потом еще и бананом дополнила свой ужин.
Когда в палату вошла лаборант, чтобы взять у меня очередной анализ крови, я стояла у окна, и любовалась астрами за окном.
Лаборант удивилась:
— Вам нельзя вставать с койки. Идите ложитесь
А мне хотелось постоять и еще ужасно хотелось есть. Кое-какие припасы у меня в тумбочке остались после посещения родственников. Я съела все, что там было и опять же закусила бананом.
На обходе в мою палату «завалилось» несколько врачей и мой лечащий. Он держал в руках результаты моих анализов и спросил:
— Как вы себя чувствуете?
Я ответила:
— Отлично, — и попросилась в общую палату.
Врач опять ко мне с вопросом :
— А как вам удалось достичь таких анализов?
— Каких? – спрашиваю я
— Это же анализы здорового человека, такие, как я вам написал.
— Не знаю, доктор, спросите у лаборанта. А самочувствие у меня отличное.
Врачи покидали мою палату с недоумением: как же так — рак четвертой степени, а она уминает колбасу с бананами за обе щеки. (Бутылку из-под водки я спрятала).Поскольку прошли все сроки, отведенные мне для пребывания на этом свете, а я все еще не умирала, меня перевели в общую палату, где лежали тяжелые больные.
Родственники принесли мне арбуз. Я зарезала его прямо у себя на тумбочке, и с жадностью стала пожирать его мякоть. Соседям по палате сказала, что арбуз укрепляет иммунитет, хотя на самом деле я ничего не знала о свойствах арбуза. Но смотрю, что уже на следующий день бахчевые появились почти у каждого больного. Пациенты уплетали их за милую душу, и только успевали посещать туалет. А неходячие требовали «утку» чаще обычного.
Жизнь в нашей палате забурлила ключом. Мы рассказывали смешные анекдоты и разные истории, и забыв о болезнях – хохотали до коликов в животе.
Удивительно, но все 8 пациентов из нашей палаты пошли на поправку. Некоторые даже на стали готовиться, так как почувствовали себя совершенно здоровыми.
Я не поняла, почему не выписывали меня, я ведь тоже чувствовала себя совершенно здоровой. Врачи объяснили, что в моем присутствии болотные идут на поправку.
Меня хотели перевести в соседнюю палату, где тоже было много тяжелых больных, но пациенты из нашей палаты упросили доктора не переводить меня никуда, потому, что по их словам в моем присутствии они чувствуют себя совершенно здоровыми. И это подтверждали результаты анализов!
О моем феномене заговорили светила от медицины, которые не могли понять, как я могла исцелиться. На все их вопросы я отвечала: жизнь – это сон, а во сне всякое может случиться. И ни словом не обмолвилась о своей встрече с послушником монастыря: может, и он мне приснился?